«An Unnecessary Woman» рассказывает о жизни женщины в Бейруте. Или не так. Эта книга об одиночестве в старости. Точней, нет. Вот так: Рабих Аламеддин рассказал о жизни обычной женщины, которой не повезло родиться и вырасти в мусульманской стране, пережить несколько войн и встречать старость в наш просвещённый век одиночества в сети. Как можно догадаться, эта книга обо всём сразу, а точней, как все хорошие книги, о жизни одного конкретного человека.
Аалия (Aaliya) — главная героиня книги — живёт одна в Бейруте, Ливан. Ей 72 года. Каждый год первого января она начинает переводить книгу с иностранного языка на арабский. В конце года она заканчивает перевод и складывает рукопись в коробку с надписью. Коробку прячет в комнату, куда кроме этих случаев не заходит. Аалия так перевела уже 37 книг. Переводы лежат закрытые в коробках, нетронутые человеческой рукой, никем не прочитанные. Быт Аалии чётко налажен. Она просыпается в пять утра, пьёт чай и переводит книги. Тишину квартиры некому нарушать — детей у неё нет, муж с ней развёлся, а это серьёзный повод для косых взглядов соседей и знакомых. Иногда она ходит в музей, но чаще гуляет по городу и вспоминает. Ей есть, что вспомнить.
Аалию выдали замуж сразу, как только ей исполнилось 16 лет и нашёлся первый кандидат в женихи. Речи о продолжении учёбы или карьере не шло. Она бросила образование и спустя четыре года муж, или как его называет Аалия, «the impotent insect», с ней развёлся, не зачав ребёнка, но оставив ей квартиру. По поводу детей, наверное, и так понятно. Прилагательное «impotent» в этом случае используется в прямом смысле.
Несмотря на эту причину развода, официально об этой особенности бывшего мужа никто не знал, и все посчитали, что проблема, как обычно, в женщине. То есть двадцатилетняя девушка каким-то образом разрушила брак. После этого она уже, так сказать, стала «damaged goods», и замуж её после этого никто не звал. Не унывая, Аалия устроилась работать в книжный магазин продавцом, менеджером, бухгалтером и уборщицей в одном лице, чем и была довольна. Читать она любила с детства, и книгам отдала свою жизнь. Работая в книжном, а потом переводя книги на арабский.
I don’t think anyone approved of my reading when I was a child. My mother certainly didn’t, and my stepfather made sure to criticize when he noticed: “Reading is bad for your eyes. You’ll soon need glasses, which will make you even less attractive.”
В книгах, когда мужчина-автор ведёт повествование от лица женщины, всегда появляется сложность с передачей эмоций и мыслей. Ключевым конфликтом в жизни Аалии становятся
отношения с матерью. Чтобы передать всю гамму чувств в отношениях мать-дочь, нужно быть либо классиком, либо женщиной (из недавнего Элизабет Страут
мастерски работала с этой темой). Аламеддин прекрасно пишет. У него необычный стиль, где нужно отрывистый, где нужно красочный и многословный. Но описать отношение дочери к матери так, чтобы я поверила, он не смог.
Мать Аалию не любила, Аалия не любила её в ответ. Так случается, хотя в наше время СМИ, литература и кинематограф упорно пропагандируют, что все любят своих детей с момента родов (это не так, достаточно погуглить сочетание «послеродовая депрессия»). Вопрос в том, кто займёт место эмоционально отсутствующей матери (физически она присутствует). Это бывает отец, бывают бабушки, дяди-тёти. Неважно. В случае с Аалией эту роль на себя не взял никто. Отец Аалии рано умер, мать выдали замуж за его брата и она родила от него детей. Понятно, что эти дети Аалию не любили. Её дядя-отчим к ней тоже тёплых чувств не питал, да и
не барское это дело не занятие это для мужчин, с сопляками возиться. Точней, с сопляками-то можно, а вот с соплячками — увольте. Она же не продолжатель рода, не передаст фамилию внукам и т.д. Не сын, словом. Упс, гены распределились неправильным образом, а УЗИ тогда ещё
с целью последующего аборта плода женского пола не делали.
Единственная надежда женщины в таком обществе — быть удачно выданной замуж и нарожать сыновей. Тогда её статус будет что-то значить. Точней просто статус будет. Аалии не повезло, муж с задачей продолжения рода не справился и она стала изгоем в обществе. Или повезло, как она сама считает.
Every now and then—more then, for sure—I wonder what my life would have been like if I’d had children. But then I think of Fadia’s, and I think of the children downstairs, and I feel grateful. When I think of the once-loud daughter upstairs, I rejoice, pop open a bottle of champagne to celebrate my progenyless existence.
Встречалась ещё пара эпизодов, где, на мой взгляд, автор недостоверно передал ощущения женщины. Но я не буду настолько в детали углубляться.
Можно подумать, что книга слабая и фальшивая. Всё обстоит иначе. То, что я описала выше, мои замечания к конкретным слабым местам. Аламеддин создал на трёхстах страницах не то что яркого персонажа. Он создал живого человека, выпуклого и с собственным мнением по любому поводу. Сюжета в книге по сути нет. Кульминацией становится сцена, в которой Аалия омывает матери ноги. Повествование неторопливо движется от одного воспоминания героини к другому. Перемежается цитатами из любимых книг и литературными отсылками. Они звучат местами искусственно, но я закрыла на это глаза. Эти отсылки к Достоевскому и Рильке ощущаются как мысли самого автора, а не персонажа, но я не возражаю. Я себе выписала десяток книг в копилку для прочтения.
Отсутствие сюжета и экшна в книге объясняет отрицательные отзывы. Современные читатели любят яркое, быстрое и эффектное. А когда женщина ходит по городу и вспоминает мужа, любовников, подругу и детство, книгу уже можно воспринять и как скучную. Пресную. В нескольких местах автор неплохо подшутил и над американцами, и очень точно. И над Израилем. Чувство юмора автора мне оказалось близко, и я не очень понимаю, почему в нескольких аннотациях встречались слова «сухой и жёсткий юмор». Шутки Аалии настолько же жёсткие, насколько смешные.
Одинока ли героиня? Она так не считает. Ведь у неё есть книги. Концовку автор оставил открытой. И я, перелистывая последнюю страницу, это предчувствовала, и заранее захотела кинуть книгу в сторону. Терпеть не могу открытые концовки, хотя они дают автору больше возможностей. Аалия за время чтения мне стала как родная, и я хотела, чтобы для неё всё кончилось хорошо.
When I read a book, I try my best, not always successfully, to let the wall crumble just a bit, the barricade that separates me from the book. I try to be involved.
I am Raskolnikov. I am K. I am Humbert and Lolita.
I am you.
If you read these pages and think I’m the way I am because I lived through a civil war, you can’t feel my pain. If you believe you’re not like me because one woman, and only one, Hannah, chose to be my friend, then you’re unable to empathize.
Дочитав книгу, я пошла искать перевод на русский. Его нет. Я всё больше убеждаюсь в теории заговора. Заговора наших книгоиздателей, которые готовы публиковать любые фэнтезийные и детективные бредни, но не качественную, осмысленную литературу.
Название книги «An Unnecessary Woman» отсылает к польскому художнику и писателю Бруно Шульцу (Bruno Schulz).
В 1941-м году Шульц, вместе с другими евреями, был переселён в еврейское гетто города Дрогобыч. Феликс Ландау, офицер гестапо, оценил рисунки Бруно и посчитал его «необходимым евреем». Он поручил Шульцу разрисовать комнату в спальне своего сына, взяв художника на время работы под своё покровительство. В 1942-м году Шульц возвращался домой с буханкой хлеба, когда его застрелил другой офицер гестапо, Карл Гюнтер. Он убил Шульца в отместку Ландау, поскольку Ландау, в свою очередь, застрелил «необходимого еврея»-стоматолога, который лечил Гюнтеру зубы. Многие работы Шульца во время войны были утеряны.
Если Шульц был «необходимым евреем», то Аалия никому не нужная женщина. По крайней мере, в глазах ливанского общества.
«An Unnecessary Woman», Rabih Alameddine
Мой рейтинг: 8 из 10.