And so it would itty on to like the end of the world, round and round and round, like some bolshy gigantic like chelloveck, like old Bog Himself (by courtesy of Korova Milkbar) turning and turning and turning a vonnny grahzny orange in his gigantic rookers.
Представим, что всё насилие в мире можно искоренить. По вечерам можно спокойно гулять, не оглядываясь в подворотнях на звук шагов. Из соседней машины не постучат вежливо битой в окно твоей. Футбольные фанаты будут чинно проходить через турникеты и рассаживаться, безо всяких там на них подозрений, что у них припасена петарда в причинном месте.
Появление такого мира попытался вообразить Энтони Бёрджесс в своей самой известной книге «Заводной апельсин». Что, если искоренить в преступнике способность проявлять агрессию? Вообще. Полностью. На корню. Человек физически не способен избить другого, пырнуть его ножом или дать в морду. Да даже наорать нормально не получится. Организм не позволит этого сделать — агрессора начнёт рвать, у него потемнеет в глазах и в целом ему поплохеет.
Представим, что это так. Человек лишён выбора между добром и злом. Его организм отторгает проявления агрессии. Он тогда станет хорошим? Перестанет быть преступником и асоциальным элементом? Но ведь он сам не выбирает.
"Goodness comes from within, 6655321. When a man cannot choose he ceases to be a man."
Над Алексом, главным героем и рассказчиком «Апельсина», такой эксперимент и поставили. А внешний мир оказался несколько более жесток к человеку, который физически не способен даже дать отпор, чем к молодому преступнику. Ведь раньше Алекс был лидером своей банды, ему подчинялись, его приказов слушались. А если ослушивались, он преподносил уроки. Приказы просты: тех ограбить, этому разбить лицо и попинать по почкам, к тем ворваться домой, жену изнасиловать, мужа избить. Это была его стихия. Ах, милый Алекс, мой покорный рассказчик. Какой же ты был мерзкий и отвратительный, и при этом наивный. Согласился на этот бесчеловечный эксперимент, и что в итоге?
"He has no real choice, has he? Self-interest, fear of physical pain, drove him to that grotesque act of self-abasement. Its insincerity was clearly to be seen. He ceases to be a wrongdoer. He ceases also to be a creature capable of moral choice."
За книгу я бралась в твёрдой уверенности, что ничего нового в ней не почерпну. Фильм-то я смотрела. Однако оказалось всё наоборот. Автор в предисловии говорит, что американское издание «Апельсина» было сокращено на одну главу — последнюю. Бёрджесс, как ценитель классический музыки, создал идеально симметричную структуру. Три части по семь глав. Каждая часть начинается одной и той же фразой: "What’s it going to be then, eh?" По словам автора, американский редактор отверг последнюю главу по причине якобы того, что она смягчает содержание и смазывает общее впечатление предыдущих 20-ти глав. Невероятно, но факт: редактор посчитал себя в праве вмешиваться не просто в текст, но в содержательную часть.
Дело в том, что в последней главе Алекс коренным образом меняется. Опубликовав в Америке «Апельсин» без последней главы, редактор издания перевернул смысл антиутопии на 180 градусов. Говорю я об этом потому, что экранизация-то Кубрика была как раз снята по сокращённой версии. Поэтому думать, что посмотреть фильм достаточно, значит не узнать изначальную задумку автора.
После прочтения я задалась вопросом, что побудило Бёрджесса к созданию «Заводного апельсина». Как оказалось, побудили его произошедшие с его первой женой события. Её избили служащие американской армии во время Второй мировой войны. Из-за побоев у неё произошёл выкидыш, после чего она так до конца и не оправилась и начала пить. Эту личную историю автор использовал в книге. Алекс с друзьями, попав в дом писателя, избивает последнего и насилует его жену. Та после этого погибает. На столе у писателя Алекс находит манускрипт книги под названием «Заводной апельсин»:
“It’s a book,” I said. “It’s a book what you are writing.” I made the old goloss very coarse. “I have always had the strongest admiration for them as can write books.” Then I looked at its top sheet, and there was the name—
A CLOCKWORK ORANGE
–and I said: “That’s a fair gloopy title. Who ever heard of a clockwork orange?”
Я не хочу вдаваться в детали сюжета, потому что он достаточно предсказуем и идеально разыгран как по нотам. Меня язык книги заинтересовал больше, чем сюжет. Уже по цитате выше можно заметить, что Бёрджесс вставляет местами какие-то странные, не совсем английские слова. Дело в том, что для «Апельсина» он создал искусственный язык Nadsat, используя в качестве основы русский, сленг, немецкий язык и иногда просто выдуманные слова. Мне читать было тяжеловато в начале.
Не потому, что я плохо знаю английский. Когда я читаю на английском, мозг перестраивается на логику и грамматику этого языка. Но внезапно я вижу в тексте gloopy veck, который ittied, и ptitsa (женщина) с real horrorshow groody (хорошими понятно чем), и мозг немного нагревается. Devochkas и malchiks пьют moloko и chai вместе с droog. Человек стал veck (cheloveck), который может itty (идти) или быть vonny (вонючим). Топовое слово - cal. Не в смысле калория, а в смысле «кал» - стул. Ну, вы поняли.
Ещё больше всё запутывают русские слова, которые намеренно искажаются автором. Я уже писала про horrorshow, которое заменяет английское good/well и происходит от русского «хорошо». Но тут понятно, что автор хотел передать немного жести. Horrorshow бьётся на два слова: horror и show. С rooker то же самое, то бишь с рукой. Gulliver заменило голову, а cheena слово жена. Oddy-knocky можно понять по звучанию, означает «одинокий», но и смысловое образование тоже присутствует (odd). Есть там и слова, образованные не на основе русских, а на основе сленга и других источников. Секс Алекс называет in-out in-out (смысловое образование). Деньги стали внезапно cutter (пишут, что это gypsy talk). Сигарета благодаря сленгу cancer.
Не потому, что я плохо знаю английский. Когда я читаю на английском, мозг перестраивается на логику и грамматику этого языка. Но внезапно я вижу в тексте gloopy veck, который ittied, и ptitsa (женщина) с real horrorshow groody (хорошими понятно чем), и мозг немного нагревается. Devochkas и malchiks пьют moloko и chai вместе с droog. Человек стал veck (cheloveck), который может itty (идти) или быть vonny (вонючим). Топовое слово - cal. Не в смысле калория, а в смысле «кал» - стул. Ну, вы поняли.
Ещё больше всё запутывают русские слова, которые намеренно искажаются автором. Я уже писала про horrorshow, которое заменяет английское good/well и происходит от русского «хорошо». Но тут понятно, что автор хотел передать немного жести. Horrorshow бьётся на два слова: horror и show. С rooker то же самое, то бишь с рукой. Gulliver заменило голову, а cheena слово жена. Oddy-knocky можно понять по звучанию, означает «одинокий», но и смысловое образование тоже присутствует (odd). Есть там и слова, образованные не на основе русских, а на основе сленга и других источников. Секс Алекс называет in-out in-out (смысловое образование). Деньги стали внезапно cutter (пишут, что это gypsy talk). Сигарета благодаря сленгу cancer.
В самой книге один персонаж объясняет другому, что так сейчас разговаривает молодёжь, что этот язык взялся не просто так, а как результат пропаганды и манипуляции подсознанием.
Мне в чтении помог словарик языка Nadsat. Если соберётесь читать в оригинале, recomendooyu.
«Заводной апельсин», Энтони Бёрджесс. "A Clockwork Orange", Anthony Burgess.
Мой рейтинг: 6 из 10.
Как интересно! Казалось бы, как можно было не знать этого о такой известной книге! Очень намерена теперь читать в оригинале :) Спасибо большое.
ОтветитьУдалитьЯ рада, что отзыв вам понравился! В оригинале когда будете читать, не забудьте пробежаться вначале по словарику Nadsat. Так потом проще будет. Ну и я тоже была несколько изумлена, прочитав эту историю публикации в предисловии к изданию. Я-то бралась за книгу, будучи уверенной, что всё уже знаю после фильма.
Удалить